Власть, 1998, 1, с. 10—13.

Спад в машиностроении имеет свою специфическую особенность. На фоне почти трехкратного падения всего машиностроительного комплекса (34% в 1996 г. от уровня 1990 г.) практически приостановлена производственная деятельность в наукоемких и высокотехнологичных отраслях. Так, например, металлорежущих станков с числовым программным управлением выпускалось в 1990 г. 16,7 тыс. штук, а в 1996 г.— всего лишь 300 штук. Кузнечно-прессовые машины с числовым программным управлением были произведены в том же году в количестве 12 штук против 370 в 1990 г.

Свертывание наукоемких производств наблюдается практически по всем направлениям. Приведу самый разительный пример из области, где Россия имела серьезнейшие мировые достижения и возможность хорошо заработать, используя эти достижения в коммерческих программах. Я имею в виду освоение космоса. В 1996 г. финансирование гражданских космических программ составляло в США 12,42 млрд. долл., во Франции — около 2,5 млрд., в Японии — 2,1 млрд., в Китае — 1,5 млрд., в Германии — около одного млрд., в России — 650& млн. долл. Скатиться на шестое место в объемах финансирования, отстать по этому показателю от США в 20 раз! Как же надо фетишизировать методы шокотерапии с их фанатичным, слепым секвестированием бюджетных расходов, до чего может довести политическая психология бабочки-однодневки!

Наукоемкие сферы производства имеют особенность непрерывного накапливания научно-технического потенциала. Если хлебопекарную или, скажем, мебельную фабрику можно закрыть из-за временных финансовых затруднений, а потом спустя годик-другой, после преодоления этих затруднений, открыть без особых хлопот, то в наукоемких сферах этот номер не пройдет. Наступают необратимые процессы. Наука, технологии убегают вперед; деквалифицируются кадры, переориентируются смежники. Мы наблюдаем чисто российское проявление экономического кризиса. В классическом варианте кризис выталкивает на улицу прежде всего малоквалифицированных рабочих, людей св низким уровнем образования и профессиональной подготовки. В России, наоборот, безработными, ненужными обществу оказались высококлассные, иногда уникальные специалисты, рабочие высших разрядов, ученые. Уже один этот факт дает представление, на каких направлениях руководство страны ищет выход из экономического кризиса, который действительно начался до реформ и который имел целью реформы, а кризис — если не преодолеть полностью, то уж во всяком случае существенно смягчить.

От проблем промышленности перейдем теперь к сельскому хозяйству. Среди многих параметров, характеризующих состояние этой отрасли (урожайность, сбор сельскохозяйственных культур, обеспеченность удобрениями, техникой и т.д.), есть один, определяющий, если хотите, внутреннее здоровье, меру устойчивости аграрного сектора. Показатель этот — динамика поголовья скота, и впрежде всего крупного рогатого. Это безошибочный индикатор как потрясений в аграрном секторе, так и благополучного развития событий. Исторический опыт показывает, что поголовье скота легко потерять, но на восстановление его уходят годы (здесь процесс более инерционный, чем в растениеводстве).

Среди радикальных реформаторов стало хорошим тоном превозносить П.А.Столыпина как активного строителя капитализма в русской деревне. Узнай Петр Аркадьевич вышеприведенную статистику, непременно перевернулся бы в гробу.

Но если сельское хозяйство и производство товаров народного потребления явили нам столь неприглядную картину, то чем же питается население России, во что одевается? Ответ короткий и точный — импорт.

Импортная зависимость особенно впечатляет в крупных городах — Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, где доля импортных товаров на 20 — 30% превышает средние показатели по стране; а также по некоторым видам бытовых приборов (так, по телевизорам цветного изображения доля импорта составляет 94%, а по видеомагнитофонам вообще 99%).