Вопрос о перераспределении сверхвысоких прибылей добывающих отраслей, прежде всего, нефтяных и газовых монополий, приобрел в последнее время чрезвычайную остроту. Эта проблема находится в центре политической полемики, с повышением налогообложения сырьевых отраслей ряд экономистов и политиков связывают расчеты на качественное расширение доходов бюджета и, следовательно, решение многих социальных и экономических задач. Наряду с публицистическими выступлениями, в последнее время появился ряд научных публикаций, трактующих проблему оценки и пути перераспределения рентного дохода. Отметим, в частности, книгу, на которую в дальнейшем мы будем постоянно ссылаться: "Оценки ренты и ее роль в экономике России" (- М., 2003, авторы: В.А. Волконский, А.И. Кузовков, А.Ф. Мудрецов, М.Г. Прокопьев). Я вполне разделяю мнение авторов этой книги, что сверхприбыли нефтяных и газовых корпораций ничем не оправданы, что сырьевые отрасли должны служить интересам экономики и общества, однако я не согласен с их трактовкой природы этих сверхприбылей и с предлагаемыми авторами методов регулирования доходов сырьевых монополий. Главное направление разногласий заключается в том, могут ли и должны ли сырьевые отрасли быть основным источником доходов бюджета и экономики в целом, или же они, как часть экономической инфраструктуры, должны создавать условия для развития других отраслей.

Сам по себе факт огромного разрыва в уровне рентабельности сырьевых отраслей промышленности, с одной стороны, обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства - с другой, является очевидной аномалией, тормозящей развитие экономики, и восстановление жизненного уровня, создающей базу для финансовых спекуляций, вывоза капитала. Однако для ответа на вопрос, может ли эта проблема быть решена путем налогового перераспределения доходов сырьевых монополий в пользу бюджета, необходим анализ природы этих сверхвысоких доходов.

Такой анализ представляет собой далеко не только теоретический интерес. От природы дохода зависит адекватная форма его регулирования. Попытка регулировать и перераспределять доход методами, не адекватными его природе, может иметь негативные последствия.

Приведем элементарный пример. Допустим, что в данной отрасли существуют два вида сверхвысоких доходов: рента и монопольная прибыль. Рента возникает в силу различных условий (природных или транспортных) приложения капитала в добывающей отрасли, монопольная прибыль - в силу контроля над отраслью одной или нескольких монополий, которые способны, ограничивая предложение своей продукции, навязывать рынку более высокие (по сравнению с условиями свободной конкуренции) цены. Рента возникает в силу того, что рыночная цена ориентируется на предельные (наибольшие) затраты в данной отрасли, причем предельные, замыкающие предприятия отрасли получают среднюю, нормальную для экономики в целом, прибыль. Рента, таким образом, зависит от объема спроса, который предъявляется на рынке и от цены, которая соответствует этому объему спроса. Напротив, монопольный доход возникает в силу манипуляций с ценой и объемом предложения со стороны монополий, контролирующих отрасль. Рента является частью совокупного дохода и валового внутреннего продукта, полученной вследствие различий в условиях приложения капитала, ориентации рыночной цены на предельные издержки (включающие нормальную прибыль). Получение и присвоение ренты не связано (самой компанией или государством), с какими-либо негативными последствиями для динамики валового внутреннего продукта. Напротив, присвоение монопольного дохода связано, либо с ограничением предложения продукции данной отрасли, либо со снижением рентабельности тех отраслей, которые вынуждены покупать продукцию монополистов. Поэтому присвоение монопольного дохода одной отраслью связано, во-первых, с ограничением производства в этой отрасли, во-вторых, с потерей части дохода другими отраслями. Поэтому было бы неверно утверждать, что получение монопольного дохода увеличивает ВВП. Напротив, монопольные цены на сырье и топливо обусловливают сокращение производства ВВП, низкую рентабельность обрабатывающих отраслей, тем самым - торможение технического прогресса, снижение жизненного уровня и т.д.

Подчеркнем еще раз, рента зависит от уровня рыночных цен, монопольный доход определяет цены, диктует их рынку. Требование изъятия рентного дохода в бюджет является справедливым и обоснованным. Но было бы бессмысленно перераспределять через налоги монопольный доход. Усилия государства должны быть направлены не на перераспределение монопольного дохода, а на снижение монопольных цен.

"Может ли исправить зло, причиняемое монополией, введение налога на нее, равного ее прибыли? - пишет Поль Самуэльсон. - Очевидно, что в конечном счете монополист лишится прибыли". Однако, продолжает Самуэльсон, "потребитель продолжает получать слишком мало продукта, уплачивая за него чересчур высокую цену. Теперь отвратительным получателем монопольных прибылей становится государство, которое ничем не помогло исправить неправильное распределение ресурсов"^[1].

Оптимальное положение для общества достигается в том случае, когда "государство заставило монополиста установить цену, а не предельный доход, на уровне издержек"^[2].

Помимо ренты и монопольной прибыли существует еще одна форма сверхвысоких доходов: экспортная премия. Она выплачивается за счет других доходов, создаваемых внутри страны, и ничего не прибавляет к совокупному доходу и валовому внутреннему продукту. Задача экспортной премии: улучшить конкурентные условия на мировом рынке для отечественных производителей, как правило, временно, пока они не смогут занять определенной ниши и добиться конкурентоспособности своей продукции.

Наиболее распространенным механизмом предоставления премии (дополнительного дохода) экспортерам является заниженный курс национальной валюты. В этом случае премия экспортерам непосредственно не выплачивается, и возникает иллюзия, будто бы выгодные условия для экспорта порождаются самим валютным курсом, без какого-либо ущерба для остальной экономики, а свой доход экспортеры полностью получают благодаря реализации товаров на внешних рынках. Но это, повторяем, не более чем иллюзия. Экспортную премию экспортеру выплачивают покупатели валюты, вырученной им в результате продажи товара на внешних рынках. То, что выигрывает экспортер благодаря завышенному курсу иностранной валюты по отношению к национальной валюте, проигрывают другие субъекты внутренней экономики. При этом нужно иметь в виду одно важное обстоятельство. Экспортная премия выплачивается не только на полученную экспортером прибыль, но на всю сумму его выручки, включая издержки, в то время как покупатели валюты, не затрагивая свой капитал, могут выплачивать экспортную премию только из своей прибыли. В результате, если отрасли, ориентированные на экспорт, составляют значительную часть экономики, а курс национальной валюты по отношению к иностранной валюте занижен в несколько раз, экспортирующие отрасли становятся распорядителями практически всей создаваемой в экономике прибыли. Возможно, что экспортная премия затрагивает также часть капитала отраслей, работающих на внутренний рынок, и вынужденных по тем или иным причинам (например, для оплаты импорта комплектующих деталей) покупать иностранную валюту. Эта часть капитала переходит в руки экспортеров. Понятно, что экспортеры становятся основными налогоплательщиками, формирующими доходы бюджета и основными распорядителями финансовых источников инвестиций. Возникает иллюзия (еще более опасная) чрезвычайной прибыльности экспортных отраслей и, будто бы не связанной с этим, низкой рентабельности или убыточности отраслей, работающих на внутренний рынок. Отсюда делается вывод, что стратегической линией экономической политики должно быть развитие и поощрение экспорта, что в экспортирующие отрасли должны делаться основные инвестиции, включая инвестиции за счет внешних займов и других форм привлечения иностранного капитала.

Кто в конкретных российских условиях выплачивает экспортерам экспортную премию? Центральный банк покупает валюту за счет денежной эмиссии. В результате доход от эмиссии (сеньераж), который в другом случае находился бы в распоряжении правительства и мог бы использоваться, например, для погашения внутреннего долга или расширения кредита, переходит в руки сырьевых монополий. Импортеры оборудования, технологий, комплектующих деталей выплачивают экспортную премию при покупке валюты за счет своей прибыли. Импортеры потребительских товаров, в конечном счете, выплачивают экспортную премию за счет доходов своих покупателей. В целом, экспортная премия в цене экспортируемых товаров является категорией исключительно распределительной, она ровным счетом ничего не прибавляет к совокупному доходу и валовому внутреннему продукту. Однако номинальное завышение цены экспорта вызывает ряд негативных эффектов и порождает далеко не безвредные иллюзии у субъектов экономики, включая правительство и даже экономистов-теоретиков.

Формальный (но отнюдь не реальный) разрыв в уровне внутренних и экспортных цен стимулирует экспорт (включая контрабанду) в ущерб внутреннему потреблению. Сырьевые монополии стремятся подтянуть внутренние цены до номинального уровня внешних цен, и это ведет к росту издержек и падению прибыли в остальных отраслях, делает невозможным технический прогресс и сколько-нибудь значительный рост производства. Как будет показано ниже, это далеко не все негативные последствия стимулирования сырьевого экспорта с помощью заниженного валютного курса.

Следует ли изымать в бюджет экспортную премию? Если бы сама по себе экспортная премия сырьевым отраслям не имела других негативных последствий, кроме необоснованного распределения дохода, тогда изъятие ее в бюджет и перераспределение в пользу других отраслей представляло бы собой серию трансфертных операций с нулевым эффектом по сравнению с ситуацией, когда экспортная премия просто отсутствует. Но в том то и дело, что экспортная премия сырьевым отраслям имеет ряд негативных эффектов, которые не могут быть устранены с помощью последующего изъятия этой премии в бюджет.

Экспортную премию нельзя считать нейтральной относительно динамики валового внутреннего продукта. Во-первых, сам процесс перераспределения дохода оказывает определенное воздействие на внутренний спрос и внутреннее потребление. Во-вторых, симулирование экспорта, достигаемое благодаря экспортной премии, может оказывать разное воздействие на экономический рост, в зависимости от того, экспорт каких именно товаров стимулируется экспортной премией. Важно и то, как расширение экспорта одних товаров сказывается на производстве и потреблении других товаров, какова общая экономическая ситуация, каков в данное время платежный баланс страны (является ли он сбалансированным, положительным или отрицательным) и т.д. В целом, мы должны подчеркнуть: экспортная премия сама по себе не увеличивает ВВП, не является его реальной составляющей, однако экспортная премия сырьевым отраслям может оказывать на динамику ВВП, скорее сдерживающее, чем стимулирующее воздействие. Поэтому во многих случаях перераспределение экспортной премии через налоги является операцией бессмысленной. Экспортная премия сырьевым отраслям должна быть полностью устранена.

Приведем условный пример, близкий, однако, к реальным соотношениям. Допустим, что официально указанная рентабельность продукции газовой отрасли составляет 40 процентов. При этом средняя заработная плата в газовой промышленности в 4.5 раза превышает среднюю заработную плату по промышленности в целом. Согласно нашим расчетам, которые мы не будем здесь приводить, около половины прибыли газовой промышленности "спрятано" в неоправданно высокой заработной плате, главным образом - в фантастических окладах высших менеджеров. Поэтому реальную рентабельность продукции газовой отрасли можно округленно, с некоторой долей условности, принять равной 80 процентам. Расчеты по нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей отрасли дают сходные результаты, с той разницей, что в завышенном фонде заработной платы "скрывается" не половина, а треть прибыли.

Сначала рассмотрим прибыль от экспорта. Примем экспортную цену газа, пересчитанную в рубли по официальному валютному курсу, за 100. Допустим, далее, что издержки составляют в цене 20 и прибыль -80, а валютный курс рубля к доллару занижен против паритета покупательной способности в 2 раза. Это означает, что реальная цена газа (без экспортной премии), пересчитанная в рубли по паритету покупательной способности, составляет 50, издержки в ее составе - 20, а прибыль -30. Таким образом, экспортная премия составляет 5/8 полученной отраслью прибыли, нормальная прибыль плюс рента - 3/8 прибыли.

Допустим, что рентабельность газовой отрасли составляет 16% к активам. Если из прибыли, получаемой в результате экспорта газа, вычесть экспортную премию, рентабельность составит лишь 3/8 этого уровня, т.е. 6%. Средняя для промышленности рентабельность к активам составляет 4%. Следовательно, 2/3 прибыли, остающейся за вычетом экспортной премии, можно считать нормальной прибылью, и 1/3 - рентным доходом. Итак, из 80 рублей прибыли, получаемой газовой компанией при реализации экспортируемой продукции на 100 рублей, 50 рублей представляют собой экспортную премию, 20 - нормальный доход, и лишь 10 - природную ренту. Высокий удельный вес прибыли в цене продукции обусловливается высоким органическим строением капитала в газовой отрасли.

Реальная экспортная цена газа равна 65 долларам. Если исходить из принятой нами предпосылки, согласно которой валютный курс вдвое занижен против паритета покупательной способности, тогда в составе цены при ее пересчете в рубли по валютному курсу экспортная премия будет равна половине цены - 32.5 условной денежной единицы (равной 30 рублям), издержки - 20% цены, т.е. 13 условных единиц, нормальная прибыль - также 20%, т.е. 13, и рента - 10%, т.е.6,5 условной единицы. В нашем условном примере (однако, весьма близко к реальности) экспортная премия составляет 62.5 процентов прибыли от экспорта газа, нормальная прибыль - 25 процентов, и рента - 12.5 процента. Очевидно, что существующая налоговая система, изымающая 60% прибыли предприятий, полностью изымает рентный доход и часть экспортной премии.

Рассмотрим теперь структуру цены газа на внутреннем рынке. В пересчете Отпускная цена газа на внутреннем рынке составляет, округленно, 840 рублям за 1 тыс. куб. м., следовательно, в пересчете в доллары по паритету покупательной способности (которую мы, с некоторой долей условности, принимаем равной 15 рублям), она равна 56 долларам. Издержки, нормальная прибыль и рента составят, как и прежде, 13, 13 и 6.5 долларов соответственно.

Цена продукции, реализуемой на внутреннем рынке, экспортной премии, понятно, не содержит. Часть цены, превышающая издержки, нормальную прибыль и рентный доход, представляет собой монопольную прибыль (56 - 13 - 13 - 6.5 = 23.5). В нашем примере прибыль газовых монополий от реализации газа на внутреннем рынке составляет 43 условных единицы, в том числе нормальная прибыль - 13 условных единиц (30% прибыли), рента - 6.5 (15% прибыли), монопольный доход - 23.5 условных единиц (55% прибыли). Существующая налоговая система полностью изымает природную ренту и часть монопольного дохода. Дилемма заключается в том, нужно ли изымать монопольный доход полностью, или, с народнохозяйственной точки зрения, предпочтительнее устранить его путем снижения цен. Устранение монопольного дохода позволило бы снизить внутренние цены на газ на 42%, т.е., округленно, с 840 до 490 рублей за 1 тыс. куб. м. газа^[3].

Авторы названной выше монографии утверждают, что вся сверхприбыль сырьевых монополий представляет собой рентный доход и, следовательно, в решающей степени, подлежит изъятию в бюджет с помощью налогов. Более того, от исчисления дифференцированного, т.е. собственного рентного дохода, авторы рассматриваемой книги отказываются, поскольку он, очевидно, составляет незначительную часть сверхвысоких прибылей сырьевых монополий. "Измерение рентных затрат, связанных с разработкой конкретных месторождений, всегда является сложной задачей, поскольку полной информацией владеют только добывающая компания,- пишут авторы книги. -Однако в случае основных рентообразующих отраслей, таких, как нефтяная и газовая отрасли, разрыв между ценой продукта (экспортной) и затратами на добычу, транспортировку и переработку для подавляющего числа производителей настолько разителен, что учет различий в затратах и рентных доходах становится задачей явно второстепенной. На первый план выходит задача учета той части ренты, которая содержится в цене каждой единицы добываемого ресурса"^[4].

Тот факт, что весь избыток цены над затратами представляет собой природную ренту авторы под сомнение не ставят. Однако, поскольку этот избыток, в основной своей части, очевидно, не является дифференциальной рентой, они в некоторых местах своей книги называют его абсолютной рентой. На вопросе о категории абсолютной ренты и ее применимости в данном случае нужно остановиться несколько подробнее.

Понятие абсолютная рента присутствует в экономической системе Маркса (и, насколько нам известно, ни в какой другой). Согласно Марксу, абсолютная рента возникает в силу технической отсталости земледелия, более низкого органического строения капитала (больший дельный вес живого труда) и ограниченного доступа к земле как объекту хозяйства, что позволяет работающим в сфере земледелия предпринимателям реализовать в цене своей продукции большую стоимость, созданную живым трудом. Возможно, что теория абсолютной ренты Маркса отражала ситуацию в земледелии в странах Европы в девятнадцатом веке. Современное сельское хозяйство по уровню применяемого капитала (относительно живого труда) не отстает от промышленности, а скорее опережает ее. Тем более очевидно, что эта конструкция неприменима к современной добывающей промышленности, которая характеризуется значительно большей вооруженностью труда капиталом, чем другие отрасли экономики. Обращение к несуществующей в современной науке категории абсолютной ренты понадобилось авторам для того, чтобы явления, не имеющие ничего общего с рентой (экспортную премию и монопольную прибыль), представить как разновидность рентного дохода.

Той же цели служит еще один прием в рассуждениях авторов. В своих расчетах они, с одной стороны, убедительно показывают, что разница между внутренними и экспортными ценами обусловлена, в основном, заниженным, против паритета покупательной способности, валютным курсом рубля к доллару. Однако, с другой стороны, они утверждают, что внутренние цены объективно занижены, а паритет покупательной способности является показателем, по которому можно судить не о занижении курса национальной валюты, а о степени занижения уровня внутренних цен. "Заниженный уровень внутренних цен по сравнению с мировыми, - пишут авторы, -характерен не только для топливно- сырьевых ресурсов, но для большинства товаров и услуг"^[5]. Насколько мне известно, такая трактовка паритета покупательной способности и национального уровня цен, согласно которой не валютный курс занижен относительно соотношений уровней цен, а один уровень цен занижен относительно другого, встречается в экономической литературе впервые. Это примерно то же самое, что утверждать, будто бы движется не поезд, а перрон. Тем не менее, такая экзотическая трактовка национального уровня цен, паритета покупательной способности и валютного курса необходима авторам, чтобы трактовать экспортную премию (получаемую благодаря заниженному валютному курсу) как рентный доход. Насколько такая трактовка не обоснована, видно из следующих приводимых авторами цифр. Рентные доходы, согласно их расчетам, составили в 2000 году 17.4% ВВП, в 2001 -11.6%, в 2002 -10.5% ^[6]. Очевидно, что резкий перепад " рентных доходов" в 2001 году не мог быть связан с изменением условий добычи или переработка топлива, следовательно, не мог быть связан с рентой. Он может быть объяснен только укреплением реального курса рубля, резким сокращением разрыва между валютным курсом и паритетом покупательной способности. Та же, но более плавная, тенденция наблюдалась и в 2002 году.

Итак, внутренние цены на топливо и энергию, согласно авторам, существенно занижены по сравнению с мировыми. На этом основании они делают вывод об особой выгодности экспорта сырьевых ресурсов, и даже рекомендуют ограничить внутреннее потребление газа, заменяя его углем, более дорогим и экологически не безвредным видом топлива. "Экспорт, - пишут авторы, - суда по существующему разрыву экспортных и внутренних цен еще долго останется наиболее эффективным направлением использования газа"^[7].

Однако на странице 28 они пишут нечто прямо противоположное: "Относительная цена газа (по паритету покупательной способности) выше, чем в Канаде, а после значительного повышения в 2001-2002 годах вышла на уровень цены газа для электростанций в США. За эти же годы существенно выросла относительная цена на электроэнергию …Уже сейчас наша промышленность по отношению к своим ценам доходам платит за 1 кВт ч. гораздо больше, чем в развитых странах. Относительные цены нефтепродуктов (по ППС) держаться на еще более высоком уровне по сравнению с развитыми странами. Таким образом, с точки зрения международных сопоставлений, нет оснований утверждать, что внутренние цены на топливо и энергию в России занижены"^[8]. Добавим к этому, что российская экономика вынуждена платить более высокие цены за энергию в условиях сурового климата, огромных расстояний и отсталых технологий.

К сожалению, авторы не делают, казалось бы, очевидных выводов из этой констатации. А именно, если основная часть сверхприбыли сырьевых монополий обусловлена расхождением между валютным курсом и паритетом покупательной способности (т.е. экспортной премией), то массированный экспорт выгоден только для сырьевых монополий, для экономики он имеет чисто негативный эффект. Попытка перераспределить экспортную премию в пользу бюджета - не более, чем погоня за миражем. Один из источников экспортной премии - доход центрального банка от эмиссии денег - может быть с большим эффектом использован правительством без выкачивания нефти и газа и формирования чрезмерных валютных резервов. Другой источник экспортной премии - покупка валюты импортерами по завышенному курсу доллара - лучше оставить в распоряжении отраслей обрабатывающей промышленности, импортирующих оборудование и технологии, а не передавать сырьевым монополиям. От обращения части своих доходов в иностранную валюту население постепенно отказывается само.

Проблема массированного экспорта нефти и газа имеет еще один аспект, который авторы, правда, не обходят, но не дают ему адекватной трактовки. А именно, речь идет о воспроизводстве истощаемых объектов добычи и необходимых для этого инвестициях. Чем больше в стране производится нефти и газа, тем более крупные инвестиции необходимы для поддержания ресурсной базы добывающих отраслей хотя бы на прежнем уровне, тем более трудно доступными становятся новые месторождения, тем выше себестоимость добычи и транспортировки ресурсов, тем меньше реальная прибыль, не скорректированная с помощью заниженного курса рубля. Издержки производства в добывающих отраслях (в отличие от отраслей обрабатывающей промышленности) по мере роста производства устойчиво растут. Уже сегодня необходимые инвестиции в газовой отрасли превышают ее прибыль (даже раздутую за счет валютного курса) и финансируются за счет внешних и внутренних займов. Газпром инвестирует свои прибыли в иностранные активы, СМИ и т.п., и, в то же время, влезает в долги. Задолженность Газпрома, по данным авторов, составляет 4% ВВП, и в дальнейшем должна нарастать. В конечном итоге, авторы приходят к выводу, что, для того, чтобы поддерживать и расширять производство газа, значительная часть того дохода, который они называют рентой (без достаточных на то оснований) должна оставаться в распоряжении сырьевых монополий. "Нормативные доходы как нефтяных, так и газовых компаний, далеко не обеспечивают финансирование необходимых капиталовложений. Это означает, что необходимые финансовые средства должны быть им предоставлены из ренты. То обстоятельство, что рента есть доход государства, вовсе не должно обязательно приводить к ее изъятию из доходов нефтяных и газовых компаний в государственный бюджет"^[9]. Казалось бы, чтобы отсрочить необходимость массированных инвестиций в сырьевые отрасли, нужно ограничить экспорт топлива, свести уровень его производства, в основном, к внутренним потребностям. Чтобы дать возможность экономике модернизировать технологии, подготовиться к неизбежному повышению цены энергии через 10-15 лет (тогда уже реальному повышению, вызванному ростом издержек, а не монопольной прибылью или экспортной премией), нужно сегодня снизить на него цену. Но авторы делают прямо противоположные выводы: нужно форсировать производство и экспорт энергоносителей и ограничить внутреннее потребление. "Расширение добычи, переработки нефти и газа - одно из приоритетных направлений хозяйственного развития"^[10].

Внутренние цены на топливо (особенно на газ) нужно повышать, чтобы создать финансовые источники для массированных инвестиций и освоение новых месторождений. "Повышение цены на газ, которое в последние годы проводилось достаточно высокими темпами, действительно необходимо"[11], - утверждают авторы. Более того, авторы рассматриваемой книги предлагают заключить законодательно оформленные соглашения между государством и сырьевыми монополиями, которые гарантировали бы поддержание уровня инвестиций в добывающие отрасли в случае падения мировых цен на топливо. Другими словами, необходимые финансовые ресурсы для поддержания нефтегазового комплекса должны предоставить внутренние потребители и государство, за счет поддержания высоких внутренних цен и специально созданных стабилизационных фондов[12]. При этом целью деятельности нефтедобывающих и газовых компаний остается экспорт, и получение максимальной прибыли.

Авторы предлагают ограничить внутреннее потребление газа, чтобы высвободить ресурсы для экспорта и "отдалить во времени освоение наиболее сложных и затратных месторождений"[13].

В конечном счете, позиция наших авторов смыкается с позицией крайних "либералов", казалось бы, давно дискредитированной. Аргументация тех и других становится вполне тождественной. "Высокий уровень относительных цен на энергию стимулирует энергосбережение"[14] , - пишут Волконский и др. (Вряд ли нужно доказывать, что на коротком отрезке времени и в нынешних российских условиях это не так). Различие позиций сводится к вопросу о том, кто, с кем и в какой доле должен "делиться". Но нельзя экономическую теорию и экономическую политику строить по одиозному принципу: делиться надо. Передел, может быть, и произойдет, но ни страна, ни основная масса трудящихся ничего от этого не получат. Эффект в лучшем случае будет нулевым. Беззаботность по части теории - полезное подспорье для небескорыстных, оголтелых "реформаторов". Но эта же беззаботность может оказать плохую услугу ответственным, честно мыслящим экономистам, к которым, по моему убеждению, относятся авторы книги, на которую мы постоянно ссылаемся. Перейдем теперь к графической интерпретации рассматриваемых проблем. На Графике 1 кривая издержек производства природного сырья S имеет повышающий наклон. Это означает, что по мере роста добычи, освоения новых, труднодоступных месторождений, издержки добычи и транспортировки увеличиваются. Кривая внутреннего спроса D имеет понижающий наклон, другими словами, чем выше цена, тем ограниченнее спрос. Точка их пересечения определяет равновесную цену p, равновесный уровень производства и внутреннего потребления OM.

Внешний спрос и экспорт ресурсов можно рассматривать как величину экзогенную, ограниченную не уровнем цен, а объемом внутреннего потребления. Допустим, что экспорт увеличивает совокупный спрос на ресурс на величину MR, до объема OR. Возросшему уровню производства соответствует возросший уровень предельных издержек и возросшая цена p'. Этому новому уровню издержек и цены соответствует внутренний спрос, сократившийся до объема OM'. В этом случае, экспорт (за счет сокращения внутреннего потребления) может увеличиться от первоначально намеченной величины MR до величины M'R. Сокращение внутреннего потребления первичных ресурсов неизбежно будет сопровождаться спадом производства в обрабатывающих отраслях.

Рассмотрим теперь влияние валютного курса на динамику издержек и внутреннее потребление ресурсов. Заниженный курс рубля делает для сырьевых корпораций приемлемым более высокий уровень издержек и позволяет увеличить производство до уровня OT. В этом случае издержки и реальные цены возрастут до уровня p'', внутреннее потребление снизится до соответствующего новой цене уровня OM'', экспорт расширится до величины M''T.

Вполне понятно, что правительство попытается воспрепятствовать чрезмерному падению внутреннего спроса на ресурсы. Для этого оно может, либо фиксировать внутренние цены на более низком уровне, либо ввести квоты на экспорт. В ответ сырьевые монополии могут прибегнуть к контрабандному вывозу ресурсов, создавая дефицит на внутреннем рынке. В любом случае сырьевые монополии будут доказывать, что низкие внутренние цены не покрывают предельных издержек, забывая, впрочем, о том, что высокие предельные издержки детерминированы массированным экспортом. Стремясь ограничить внутренний спрос и покрыть часть издержек за счет внутреннего потребителя, а также используя свое влияние на правительство, сырьевые корпорации будут стремиться к установлению монопольных, высоких внутренних цен на ресурсы, превышающих внешние цены. Как показывает опыт (в частности, данные, приведенные в книге Волконского и др.) во многих случаях им это удается. Более высокий реальный уровень внутренних цен по сравнению с мировыми ценами маскируется с помощью заниженного валютного курса рубля.

Приведенный график в значительной степени иллюстрирует механизм разрушения отечественной обрабатывающей промышленности, сельского хозяйства, жилищно-коммунальной сферы, удорожания транспорта и, следовательно, нарушения связей между регионами. Сверхвысокие прибыли сырьевых отраслей от экспорта органически связаны со всеми этими процессами, и перераспределением доходов сырьевых монополий в пользу бюджета эти разрушительные процессы не устраняются. По мере дальнейшего форсирования экспорта первичных ресурсов и роста издержек их производства разрушительные процессы в экономике будут нарастать и могут стать необратимыми.

Нам могут возразить, что именно экспорт первичных ресурсов в сегодняшней российской экономике обеспечивает активное сальдо торгового баланса и приток в страну иностранной валюты. К рассмотрению эффективности активного платежного баланса мы теперь и переходим.

В ряде прошлых статей (Бизнес и банки, 2003, №№ 44, 45, 48) я писал о распространенном предрассудке, будто бы массированное активное сальдо платежного баланса способствует экономическому росту. Этот предрассудок, принимаемый без доказательств, распространен, кажется, только в России и резко противоречит выводам экономической науки. В подтверждение этого тезиса в прошлых статьях я ссылался на высказывания Кейнса, Харрода, профессора Симомура - ведущего теоретика "японского экономического чуда". Устойчивый экономический рост за счет внутренних ресурсов в наибольшей мере обеспечен в случае равновесия платежного баланса. Умеренное активное сальдо может быть полезно в той мере, в какой иностранная валюта необходима для обслуживания и погашения внешнего долга и накопления необходимых валютных резервов. Излишек иностранной валюты, притекающей в страну в результате активного сальдо торгового баланса, будет либо вновь утекать за границу, обслуживая вывоз капитала, либо оседать в стране, вытесняя национальную валюту из функции сбережения, и даже из сферы обращения, обслуживая теневой оборот. В любом случае, активное сальдо торгового баланса (чистый экспорт) является вычетом из внутреннего потребления и особенно, из внутренних инвестиций. Соответствующие данные приведены в Таблице 1.

Рассчитано по данным издания "Бюллетень банковской статистики", 2003, № 8 (123), Таблицы 1.4, 1.5.

В Таблице 1 столбцы 2 и 3 (Сальдо счета текущих операций и Ввоз капитала) характеризуют приток в страну иностранной валюты. Первый из этих показателей представляет собой активное сальдо торгового баланса, минус пассивное сальдо баланса услуг, плюс перечисления из-за границы (включая ввоз прибылей на вывезенный капитал), минус перечисления за границу (включая вывоз прибылей на вложенный капитал).

Столбцы 4 и 5 (Вывоз капитала и Прирост валютных резервов государства) характеризуют отток привлеченной в страну валюты за границу. При этом нужно иметь в виду, что валютные резервы Центрального банка помещаются, в основном, в высоко ликвидные активы иностранных государства (например, в облигации правительств Соединенных Штатов и Германии), и, по существу, являются разновидностью вывоза капитала. Столбец 6 представляет собой разницу между притоком и оттоком иностранной валюты (сумма столбцов 2 и 3 минус сумма столбцов 4 и 5), он характеризует изменения величины иностранной валюты, оседающей в частном секторе внутри страны.

Начиная с 1995 года, вывоз капитала и формирование валютных резервов финансируется во все большей степени не за счет активного сальдо по текущим статьям платежного баланса, а за счет ввоза капитала (внешних займов). В 1997 году сальдо платежного баланса снижается до отрицательной величины, массированный экспорт капитала финансируется за счет ввоза капитала. В 1998 году активное сальдо платежного баланса (по текущим статьям) минимальное - 0.2 млрд. долларов; вывоз капитала финансируется за счет ввоза капитала и за счет сокращения валютных резервов. В 1999 году резко возрастает активное сальдо торгового баланса, и, одновременно, сокращается ввоз капитала. Теперь вывоз капитала финансируется за счет экспорта ресурсов. В 2000 и 2001 годах за счет активного сальдо финансируется не только вывоз капитала, но и отток иностранного капитала (видимо, погашение задолженности), и формирование валютных резервов, и возобновившееся увеличение находящейся в стране иностранной валюты. Запасы иностранной валюты, скопившиеся в стране, могут финансировать часть вывоза капитала. Общий запас скопившейся в стране валюты можно оценить примерно в 80-90 млрд. долларов. Вывоз капитала, согласно официальной статистике, составил за период с 1994 по 2002 год более 242 млрд. долларов. Сумма вывоза капитала, валюты на руках у домохозяйств и валютных резервов равна, примерно, 400 млрд. долларов, т.е. годовому ВВП. Как видим, приток иностранной валюты в страну в результате активного сальдо торгового баланса не оказывает никакого положительного воздействия на внутренние инвестиции, да иначе и не может быть.

Если экономический рост поддерживается притоком иностранного капитала, тогда оправданным становится не активное, а пассивное сальдо платежного баланса. Напротив, в условиях массированного активного сальдо платежного баланса, ввоз иностранного капитала становится бессмысленным. Он практически неизбежно уравновешивается вывозом прибылей, подобно тому как активное сальдо торгового баланса уравновешивается оттоком отечественного капитала, как видно из следующей Таблицы 2.

Таблица составлена по данным Бюллетеня банковской статистики, 1993, № 8.

Ввоз капитала в 2000- 2002 годах и в 1 квартале 2003 года составил отрицательную величину - 9.2 млрд. долларов, а сальдо инвестиционных платежей составило - 19.5 млрд. долларов. Итого отрицательная величина, связанная с оттоком иностранного капитала и инвестиционными платежами составила 28.2 млрд. долларов. Импорт капитала, очевидно, не влияет на динамику импорта товаров. Огромный рост заимствований предшествовал кризису 1998 года. Затем последовал отток иностранного капитала, затем - превышение инвестиционных платежей по старому долгу над импортом капитала.

Крупный ввоз капитала в 1996-1997 годах, при одновременном снижении сальдо платежного баланса по текущим операциям до уровня, близкого к нулю, служил источников вывоза капитала.

Особым случаем является привлечение иностранного капитала (включая займы) в сырьевые отрасли, работающие на экспорт. Формально эти отрасли высокодоходны, и могут привлечь иностранных инвесторов. Однако львиную долю их прибыли составляет величина, с народнохозяйственной точки зрения, мнимая - экспортная премия. Но, как выясняется, поддержание уровня добычи требует таких инвестиций, которыми даже эти отрасли располагают не всегда и не полностью. Высокие прибыли этих отраслей, порождаемые экспортной премией, действительно привлекают иностранных инвесторов, для расплаты с которыми необходимо наращивать производство и экспорт сырья, для чего требуются новые массированные инвестиции, новые внешние и внутренние займы и т.д. Порочный круг замыкается.

Для того, чтобы приток иностранного капитала оказал реальное воздействие на экономический рост, необходима целенаправленная, селективная политика допуска иностранного капитала в отрасли, обеспечивающие технический прогресс и рост внутреннего потребления.

Обратимся к рассмотрению структуры российского экспорта и импорта. Экспорт в годы после кризиса 1998 года устойчиво превышает импорт примерно вдвое. При этом минеральные продукты (включая нефть и газ) превысили половину российского экспорта только в 2002 году. В 1999 году минеральные продукты составляли 27% общего объема экспорта, в 2000 и 2001 - 48 процентов. Другими словами, даже полный отказ от экспорта нефти и газа (что является случаем чисто гипотетическим, хотя бы из-за необходимости выполнения обязательств перед партнерами по СНГ), не приведет к долговременному нарушению сбалансированности внешней торговли. Кроме того, увеличение внутреннего потребления минеральных ресурсов создаст условия для наращивания производства, а, следовательно, роста экспорта продукции обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства.

Далее, сверхвысокие доходы от экспорта минерального топлива в значительной мере обусловливают крайнюю неравномерность доходов, и, следовательно, повышенный спрос на импортные товары - предметы роскоши, сокращают спрос на продукцию отечественной промышленности. Относительное выравнивание доходов приведет к уменьшению импорта предметов роскоши, экзотических поездок и т.д., и расширит спроса на отечественные товары. Словом, качественное сокращение экспорта газа, нефти и нефтепродуктов не вызовет само по себе пассивного сальдо торгового баланса. Структура импорта улучшится, в нем будут преобладать инвестиционные товары и предметы широкого потребления. Можно утверждать, что в современной российской экономике экспорт (без экспорта нефти и газа), с одной стороны, и импорт, - с другой, на среднесрочном отрезке времени сбалансированы. Это значит, что экспорт нефти и газа целиком работает на ввоз в страну иностранной валюты, вывоз капитала, перераспределение доходов в пользу монополий. Экономике страны он практически ничего не дает, но при этом обусловливает повышение издержек производства и цен первичных ресурсов, следовательно, рост цен на остальные товары, на услуги транспорта и коммунального хозяйства, ограничивает внутреннее потребление ресурсов, тормозит экономический рост , ведет к форсированному истощению природных ресурсов, порождает необходимость в новых массированных инвестициях, которые могли бы быть использованы для модернизации экономики. Общий вывод, который, как представляется, необходимо сделать из представленного анализа, заключается в том, что не следует рассматривать сырьевые отрасли как главный источник доходов общества и государства, экспорт энергоресурсов должен быть качественно сокращен, их внутреннее потребление - расширено.

Возможно также временное сокращение производства нефти и газа, особенно на труднодоступных месторождениях с высокими издержками добычи и транспортировки, при одновременном увеличении внутреннего потребления и сокращении экспорта. Тем самым будут снижены предельные затраты на производство, что создаст дополнительные условия для снижения внутренних цен на топливо и энергию. Последующие за этим рост рентабельности обрабатывающих отраслей и сельского хозяйства создаст финансовые источники для их модернизации и увеличит доходы бюджета. Снижение транспортных тарифов оживит связи между регионами, позволит более рационально размещать производство и эффективнее осваивать территорию страны. Снижение тарифов за жилищно-коммунальные услуги высвободит часть располагаемых доходов населения и повысит спрос на товары отечественной промышленности. Цена на энергоресурсы должна устанавливаться исходя из максимально возможного воздействия на темпы роста валового внутреннего продукта и получения совокупного дохода в экономике в целом. Принципы ценообразования, которые авторы цитированной книги (Волконский и др.) находят разумными - установление цен на энергоресурсы на уровне мировых цен, пересчитанных по рыночному курсу рубля к доллару, или на уровне, обеспечивающем финансирование инвестиций, необходимых для освоения труднодоступных месторождений, поскольку доступные ресурсы выкачиваются за границу, явно не совместимы с этой целью. Для решения этих задач необходим не передел доходов сырьевых монополий, а национализация нефтегазового комплекса, которая в современных условиях превратилась в императивное условие выживания и прогресса страны. Национализация сырьевых монополий экономически мало, чем отличается от совокупности таких мероприятий, как национализация экспорта, изъятие рентного и монопольного дохода и экспортной премии, регулирование внутренних цен, принудительное инвестирование доходов, а все эти меры, очевидно, необходимы.